Назад на главную страницу    
Словарь перемен 
  СЛОВАРЬ ПЕРЕМЕН - 2017-2018  

"Словарь перемен 2017-2018"
(Издательство «Три квадрата», 2022 г.)

Аннотация:

«Словарь перемен 2017–2018» – третья книга Марины Вишневецкой в цикле блицсловарей, фиксирующих лексические обновления русского языка и актуализацию старых слов на протяжении последних лет.

В словарях М. Вишневецкой внимание к общественно-политической лексике сочетается с интересом к молодежному сленгу, заимствованиям из иностранных языков, мемам, окрасившим своим недолгим бытованием наше время.

Как и в прежних выпусках этой серии, словарные статьи снабжены примерами употребления лексических единиц в медиа и социальных сетях.

Издание адресовано специалистам и студентам-филологам, учителям-словесникам, переводчикам, всем, кто интересуется обогащением лексики современного русского языка и отражением в нем актуальных реалий.


О новом «Словаре перемен»:



Язык образов времени: ёлкфри, заужайзинг, тиктокер, хайпожор...
(О «Словаре перемен 2017–2018»)

Русская речь. 2023. № 4. С. 113–127. DOI: 10.31857/S013161170026395-3 // О. В. Никитин
Ссылка на источник

Аннотация к статье:
Анализируется «Словарь перемен 2017–2018» (2022), составленный М. Вишневецкой, как лексикографический феномен в русле историко-культурных, социальных и языковых трансформаций в разговор ной речи нашего времени. Отмечается оригинальность концепции издания, представляющего собой словарь-хронологию новых явлений, возникших в 2017–2018 гг. и зафиксированных в публицистике, Интернете и речевой практике разных слоев населения. Констатируется, что представленные в книге заимствования, фразеологизмы, элементы общественно-политического и бытового жаргона, выражения-мемы и синтаксические идиомы во многом носят окказиональный характер. Они стали реакцией общества на форсмажорные ситуации и конкретные действия или высказывания государственных деятелей и медийных персон, творчески переосмысленные журналистами и соотнесенные с историческими реалиями. Говорится об экспрессивности языковых примеров, метафоричности образов и форм. Указывается на то, что приемы словоупотребления 2017–2018 гг. отличаются от стандартных неологизмов конца 1990-х гг. символичностью, эффектом культурного взрыва и пока еще не до конца закрепились в общенародном использовании. Они составляют все более увеличивающуюся прослойку некодифицированных элементов русского языка, которая раздвигает традиционное деление на стили речи. Комментируются наиболее яркие и необычные образцы «филологии абсурда», отражающие динамику современной коммуникативной полилингвальности. Подчеркивается разнообразие фонетических, грамматических, лексических и стилистических способов создания спонтанного речетворчества, необычность сопроводительных примеров и коннотаций. «Словарь» может служить источником пополнения лексикографической неологии. Его материалы будут полезны не только лингвокультурологам, журналистам и спичрайтерам, но и кодификаторам языковых изменений. В статье изучается вопрос профессионального отбора неологизмов путем погружения их в естественную стихию живой речи и адаптации к традиционным формулам публицистики и нормативной стилистики. Ставится проблема анализа и классификации субстандарта, выходящего за принятые схемы системности и ярусности языковых явлений. Делается вывод о необходимости изучения активных процессов русского языка с учетом постоянно меняющейся социолингвистической ситуации.


Открыть статью в формате PDF

О.В. Никитин





Газлайтим ждуна, или «Словарь перемен 2017–2018»

«Троицкий вариант — Наука», 22.02.2022 / № 348 / Ирина Фуфаева
Ссылка на источник

Газлайтинг, ждун, ёлкфри, жиза, пониженная социальная ответственность, майнинг… Недавно вышел в свет «Словарь перемен 2017–2018» (его составитель — писательница и филолог Марина Вишневецкая): новая порция выражений, мемов, слов и словечек, появившихся в наши смутные дни. Дни, конечно, всегда смутные, просто речевые клише — устойчивые сочетания слов типа того же «смутные дни» — часто сами лезут под руку. Особенно на пике своей популярности, когда, кажется, так говорят и пишут буквально все.

Например, к таким выражениям относится иронический оборот «На самом деле нет». Это клише попало в «Словарь перемен 2017–2018»; как предупреждает автор словаря, оборот мелькал и раньше — в публикациях интернет-издания «Медуза»* он используется с 2015 года, но настоящим мемом стал именно в 2017 году, пять лет назад.

Толкуется клише так: «Риторический прием, переворачивающий смысл предыдущего высказывания с целью привлечь к сообщению внимание и акцентировать его суть. Часто используется в заголовках». Один из приводимых примеров: «Дурацкие (на самом деле нет) тесты (1.08.2017, Arzamas, заголовок)». Понятно, что это выражение шутливое, экспрессивное, ироничное, оно вызывает если не смех, то улыбку. В целом в «Словаре перемен» новых клише много, но зачастую за прошедшее время они уже успели состариться, надоесть и выйти из игры, по сути дела, так и не войдя в язык.

Особенно это относится к клише, порожденным различными медиа. Встречаясь с ними на страницах словаря, тратишь усилие на то, чтобы вспомнить, с чем был связан «мироточивый бюст» или «петух из навоза». Тем больше ценность словаря как своеобразного хранилища исторических подробностей, быстро уходящих из памяти. Другие обороты оказываются почему-то более востребованными, и их, пожалуй, уже можно признать частью языка, хотя и, наверное, недолговечной. Например, выражение «пониженная социальная ответственность», как убедительно показывают примеры, приведенные в издании, прижилось, оторвалось от своего главного слова «девушки» и существует самостоятельно, определяя самые разные объекты: «Стройка с пониженной социальной ответственностью» (21.02.2018, «Новый компаньон», заголовок), «Компания с пониженной социальной ответственностью» (9.02.2018, сайт Ильи Варламова, заголовок) и т. д.

Из словаря: «Мемом выражение стало после 17 января 2017 года, когда Путин употребил его во время совместной пресс-конференции с президентом Молдовы Игорем Додоном». Употребил, конечно, полностью: «девушки с пониженной социальной ответственностью», как эвфемизм. Современные инструменты позволяют отследить, что частотность выражения «с пониженной социальной ответственностью», изредка встречавшегося в Рунете и до 2017 года (то есть Путин вообще-то не является его автором), в последующие годы заметно возросла.

Здесь нужно отметить особенность этого словаря: датировка в нем является важнейшим параметром слова, и даже располагаются слова не как обычно, по алфавиту, а в порядке их условного появления в языке.

Но именно условного. Кто-то найдет в «Словаре» слова и выражения, которые конкретно ей или ему были известны и до 2017-го, — ну, хотя бы газлайтинг или майнить. Но словарь фиксирует условный рубеж, после которого слово или выражение перестает быть групповым и становится более или менее употребительным. Конечно, условность рубежа работает и в другую сторону: в лексиконе многих людей этих слов так и нет. Но, заглянув в словарь, они могут узнать, что «Газлайтинг, -а, м. (от названия фильма «Газовый свет», англ. Gaslight) — форма психологического насилия, когда один человек искажает информацию для того, чтобы другой усомнился в адекватности собственного восприятия. В американском триллере 1944 года «Газовый свет», снятом по одноименной пьесе Патрика Гамильтона (1938), муж главной героини регулярно убавляет яркость ламп, тайно роняет предметы на чердаке, убеждая жену в том, что мерцание газового света и странные звуки наверху — плод ее фантазий. И тем самым доводит ее до безумия. Интерес к термину в социальных сетях и СМИ возник в 2016–2017 годах и с тех пор растет год за годом».

Еще одна особенность словаря — внимание к производным словам, которые уже успели образоваться от новых слов, или к родственным словам, образовавшимся еще в языке-источнике, если речь идет о заимствовании. Заимствований, прямо скажем, среди новых слов много, это прямо-таки ведущий способ их появления, но производные от них доказывают, что русское словообразование все-таки живо. Например, от тех же заимствований газлайтинг и газлайтер (человек, использующий приемы газлайтинга) уже в русском языке образованы газлайтерша, газлайтить (газлайчу, несов.), газлайтерский. «А еще можно газлайтить газлайтера в ответ. На любую критику, на любое замечание в свой адрес говорить: „А знаешь, ты меня газлайтишь“» (11.03.2019, «Холдинг „Социум“»); «Тетка у меня — талантливая газлайтерша» (18.05.2019).

Не так уж редко задействуется старая модель образования сложных слов, при этом в одном слове могут сочетаться корни разного происхождения. «Хайпожор, от „хайп“, англ. hype: 1) агрессивная реклама, 2) шумиха, ажиотаж и рус. жор) — человек, использующий чужую популярность для увеличения собственного рейтинга, для привлечения внимания к себе. Производные: хайпожорство, хайпожорить»: «Да, есть разнообразные политологи, которые говорят, что мы — суперспойлер КПРФ. Но если ты так говоришь, то ты либо не знаешь реальной ситуации, либо просто хайпожоришь» (16.02.2021, «Взгляд», «Захар Прилепин: Надо выглядеть убедительно, чтобы нас не стаскивали с фонарей»).

Менсплейнинг, газлайтер, абьюз… Целый ряд заимствований одной нитью связан с, так сказать, прикладной психологией, другой — с новым стремлением публично делиться своими переживаниями жертвы, а также клеймить обидчика. О том, что этот тренд шире, чем кажется, свидетельствует уже чисто русское и при этом экспрессивное образование «оскорбленцы», обязанное своим появлением совсем другим социальным коллизиям.

…Марина Вишневецкая с 2011 года ведет в «Фейсбуке» неформальное одноименное сообщество, участники которого регулярно делятся своим лингвистическим уловом. Нынешняя книга — уже третья. Мы в свое время рассказывали о «Словаре перемен 2015–2016», а первая книга называлась «Словарь перемен 2014» и была во многом посвящена политической драме (или трагедии), разразившейся в том году и породившей множество народной политической терминологии типа знаменитого ватники. Создаваемые ею словари — важная работа по фиксации повседневности и анализу взаимосвязи между историческими событиями и их отражением в русском языке.

Ирина Фуфаева

* В реестре «иноагентов» Минюста РФ.





Книги: Выбор Сергея Костырко

Журнал «Новый мир», июнь 2022 / Сергей Костырко
Ссылка на источник

Не думаю, что только у меня на рабочем столе компьютера лежит файл с именем «Словарь», в который я, например, записываю значения новых, поначалу экзотических слов, без знания которых иногда просто перестаю понимать, что говорят по радио или пишут в сегодняшней сети. Очень уж стремительно в последние два десятилетия меняется словарный запас обиходного русского языка. Соответственно трудно переоценить выпуски «Словаря перемен», составлением которого занимается Марина Вишневецкая (представляемый здесь выпуск уже третий)*. Язык наш – абсолютно живой организм, наш способ освоения наступивших времен и себя в этих временах. Вот, например, что вошло в наш язык в 2017-2018 годах: «ТикТок» (TikTok), «харассмент», «майнинг», «рэп-батл», «кэшбечить», «свайпить» (скольжение пальцем по тачскрину, сенсорному экрану планшета, и, кстати, половина употребленных мною в этом пояснении слов еще десять лет назад потребовала бы своего пояснения), «трансфем» (отстаивание прав трансгендерных женщин), «дисрапт» (новации, меняющие мир), «кринж», «кринжово» (стыд, стыдиться), «скилл» (уровень профессионального мастерства). Хорошо, что есть Википедия, но и она не всегда поспевает, особенно в такой сфере, как мемы, в которые вдруг превращаются некоторые словосочетания из высказываний публичных людей, блогеров, теле-персон. Отслеживание мемов представляет, по сути, хронику нашей жизни, которую и выстраивает язык. Ну, скажем, слово «предпенсионер» как определение нового слоя трудящихся, появление которого совпало с проведением пенсионной реформы. Или словосочетание «кандидат "против всех"», использованное в октябре 2017 года телеведущей Ксенией Собчак как обозначение своего места в предвыборной президентской кампании. Или «пьяный мальчик» - след, оставленный в нашем языке историей со сбитым насмерть шестилетним мальчиком и последовавшим заключением судебного медэксперта: мальчика сбили по его собственной вине, поскольку в его крови он обнаружил 2,7 промилле алкоголя, что соответствует 1 л выпитой водки. И так далее. Приводимые в словаре слова и словосочетания затрагивают почти все сферы жизни, включая, в частности, и литературу, ну, например, словосочетание «новая искренность», употреблявшееся исключительно как новый литературоведческий термин, означавший отход от «посмодернистской иронии» к искренности и лиризму, неожиданно покидает сферу литературной критики и становится общеупотребительным обозначением «исповедальности, захлестнувшей социальные сети», основной тональности высказываний сетевых авторов.

«Словарь перемен» оформлен как издание научное, об этом говорят уже принципы отбора материала и форма его подачи: слово, его значение и формы использования, время активации этого слова, примеры применения. То есть это действительно словарь. И одновременно своеобразная форма повествования о нашем времени, которое – повествование – ведет сам язык. А язык – это мы. Наше восприятие жизни. Наше отношение к явлениям, закрепляющимся в языке. Прежде всего в так называемых мемах. Они попадают в словарь, уже окрашенными нашей эмоцией, предполагающей оценку явления. Более того, некоторые мемы, порожденные нашей жизнью, могут соперничать с изощренной фантазией писателя.

В Приложении к тексту собственно словарных статей помещены несколько статей и интервью известных филологов и лингвистов: Владимира Пахомова, Ксении Турковой, Ирины Левонтиной, Максима Кронгауза, Ирины Фуфаевой, Светланы Друговейко-Должанской.

Ну а завершить это краткое представление «Словаря перемен 2017 – 2018» я вынужден своим «увы»: среди множества мемов, содержащихся в словаре, я почти не встретил, рожденных литературным произведением. И это не только мое наблюдение – Максим Кронгауз: «Литература сегодня не выступает даже как источник крылатых выражений, что было в течение десяткой и даже сотен лет»; «Новые слова и выражения, которые появляются время от времени и входят в русский язык, связаны не с литературными процессами, а с рекламой, ярким высказыванием блогера, политика». Увы.

Сергей Костырко

* «Словарь перемен 2014». Составитель Марина Вишневецкая, М., «Три квадрата», 2015;
«Словарь перемен 2015-2016». Составитель Марина Вишневецкая, М., «Три квадрата», 2018.





Эщкере, синк эбаут ит

Журнал «Знамя», август 2022 / Ольга Балла

Ссылка на источник

Очередной выпуск словаря изменений состава русского языкового воздуха, тончайших перепадов его температуры, регулярно составляемый коллективом авторов во главе с писателем Мариной Вишневецкой, — уже третий (первые два — «Словарь перемен 2014» и «Словарь перемен 2015–2016» — вышли в тех же «Трех квадратах» в 2015 и 2019 годах соответственно, о последнем из них мы даже и писали*; а началась традиция того, что в первом приближении мы еще три года назад назвали публицистической лексикографией, в 2003-м, выпущенной тем же издательством книгой Гасана Гусейнова «Д.С.П. Материалы к словарю русского общественно-политического языка XX века»). Теперь мы уже назвали бы эту лексикографию диагностической, но обо всем по порядку.

Собирающийся в одноименном ФБ-сообществе, «Словарь перемен», по предваряющим этот выпуск словам бессменной его составительницы, «всегда как будто спешит», улавливая мимолетное. Тем не менее, при всей своей спешке, он все-таки запаздывает: время, пойманное в сеть новейшего выпуска словаря, отделено от нашего с его горькими заботами уже четырьмя-пятью годами. По нынешним обстоятельствам — разница огромная, стадиальная. 2017–2018 — время, которое память с ее самообольщениями готова уже представить нам как безмятежное. Впрочем, внимательное прочтение словаря немедленно даст понять, что это совсем не так.

Уже в связи с предыдущим выпуском мы обращали внимание на то, что «Словарь…» — жанровый гибрид, притом множественный; тут можно, пожалуй, говорить и о жанровом эксперименте. Прежде всего, к словарному дичку тут привит дневник: лексические новшества фиксируются в порядке не алфавитном (в нем — лишь в том случае, если на один день приходится несколько слов или выражений), но прежде всего хронологическом — буквально по дням. Что в воздухе носится — то сюда и попадает; причем записывается не тот день, когда слово впервые появляется на каких бы то ни было носителях (отслеживаются в основном СМИ и соцсети), но когда оно переживает пик пользовательских запросов в поисковых системах. (Так, сочное словцо «ёлкфри» мелькнуло в твиттере еще 28 декабря 2016 года, но датировано оно — первым в книге — 2 января 2017-го; а слово «навальнята», впервые написанное в твиттере вообще 30 сентября 2011-го, испытало взлет интернет-запросов в марте и в июне 2017-го и было занесено в словарь 14 июня.)

Сеть, закидываемая авторами, — мельчайшая, но этим и интересна. Слова-мотыльки, слова-однодневки, вызванные к жизни слепым случаем и, казалось бы, обреченные неминуемому забвению при ближайшей перемене воздушных потоков… но, во-первых, не все: авторы словарных статей, не то чтобы систематически, но отдельными штрихами, прослеживают и дальнейшую жизнь замеченных слов, и видно, что некоторые обнаруживают живучесть, благополучно доживая и до 2020-го, как, скажем, «скапитализдить» или «собянинки», и до самого 2021-го, как, допустим, «майнер» или оборот «прокачать скиллы». А во-вторых, нам ли не помнить, что чем случайней, тем вернее, и «когда б вы знали, из какого сора…».

Так вот о соре. Лексическая картина времени схвачена тут во всей своей размашистой широте от вульгаризмов типа «хайпожора» и всех производных его до узкоспециальных терминов вроде «биохакинга». Здесь же — заимствования (почти) исключительно из английского: «изи-изи», «рил ток», «синк эбаут ит» — у всех этих слов явно есть русские соответствия, но им важно существовать в языке именно в английском облике, даже если тот искажается до неузнаваемости, как случилось со словом «эщкере», которое на самом деле — английское let’s get it: языку мало самого себя, он достраивает себя иноязычными элементами, насыщая их дополнительными значениями. Не забыты и невинно-общечеловеческие по внешнему виду обороты, приобретшие под давлением обстоятельств значение, которое сегодняшнему взгляду предстает зловещим («театральное дело», «вежливые мишки», «такса Николас»). Благодаря (квази)случайности собранного да еще обостряющему взгляд расстоянию, на которое все это от нас отодвинуто, отчетливо видно, как из едва заметных глазу мелочей складываются, нарастают, крепнут большие тенденции. Как перемены буквально склубляются из воздуха, — и как массовое сознание, с одной стороны, сопротивляется им, вырабатывает лексические средства дистанцирования (как правило, ернического) от происходящего в социуме, с другой — потворствует им, втягивается в их русло и, в конечном счете, закрепляет их как данность. Неназванное не существует, названное — существует вдвойне.

В словарь ведь попадает совсем не все подряд, носящееся в воздухе. Как справедливо замечает Марина Вишневецкая в предисловии, «каждый год в русский язык входит более тысячи неолексем», и ее словарь задачи достичь такого изобилия перед собой не ставит. Напротив того, уловляемое проходит отбор — не лишенный не только пристрастности, но, главное, некоторой концепции. Назовем ее уловлением симптоматичного.

Вот и вторая составляющая жанрового гибрида — аналитическая. Она, в свою очередь, неотрывна от третьей: диагностической, публицистической. Анализ в книге представлен не только развернутыми комментариями специалистов к текущим языковым изменениям (таких комментариев, статей и интервью в этом выпуске словаря целых шесть), помещенными в приложении к основной, лексикографиче­ской части. Аналитична сама картина, в которую как бы сама собою («на самом деле нет», как говорит одно из пойманных словарем выражений) складывается мозаика. Хроника, полученная в результате отбора, — заготовка материала для будущих историков — нет, не языка: общекультурного сознания. Ценностного, эмоционального, этического измерений социума, по отношению к которым политическое его измерение — лишь тонкая пленка на поверхности, следствие глубоких причин. («На полях» русских словарных статей составитель размещает заметки о происходившем тогда же в иных языках: в латышском, польском, немецком, испанском… — что существенно расширяет картину, встраивая наши перемены в общемировой контекст. Например, именно в 2017-м словосочетание fake news стало встречаться в англоязычных СМИ так часто, что «Collins», один из старейших словарей английского языка, был вынужден признать его выражением года. Нынче оно, можно сказать, мейнстрим — в том числе далеко за пределами англоязычного ареала.)

Очень грубо говоря, словарь — средствами простой хроники — показывает читателю, какими тропами мы дошли до сегодняшнего состояния. Язык регистрирует эти тропы и шаги по ним с чуткостью, далеко опережающей построения теоретиков.

Но дело не только в злобе дня, для мысли о которой материала здесь в избытке, — тут словарь не соперничает с газетой, его идея существенно глубже. Дело в природе слова — растения с глубокими, разветвленными, восприимчивыми корнями, — в характере его жизни в истории. Об этом собранный сюда материал дает много оснований задуматься.

Ольга Балла

*   Скоропись Ольги Балла // Знамя. — № 4. — 2019.




 
  Яндекс.Метрика