Это мамин живот, ну и вот.
В нём когда-то гнездился Федот.
Когда птичкою был,
когда рыбкою плыл.
А теперь в нем Маруся живёт.
Невидимкой живёт много дней,
ничего мы не знаем о ней:
весела ли, добра?
Знаем лишь, что сестра.
Но скучаем по ней всё сильней.

* * *

Я в деревне. Тут терпимо.
Тут была бы благодать...
Но корова ходит мимо –
обещает забодать.
Мнет копытами дорогу,
наклоняет острый рог:
- Это ты не любишь йогурт?
Это ты не ешь творог?
Молока не пьешь парного?
Ох, намну тебе бока!
- Я люблю тебя, корова,
просто так, без молока!
Я хотел бы подружиться
и с теленком, и с тобой.
Не наесться, не напиться,
а носить тебе водицу
и кормить тебя травой.

* * *

- Что это, кто это там, на крыльце?
Морда и лапы в цветочной пыльце,
Пузо в росе, а в загривке репей...
Не узнаю я тебя, хоть убей.

- Только вчера обнимались, Федот!
Это же я, твой вернувшийся кот!

* * *

Воробей всегда ничей,
как гора или ручей.
Крошку клюнул – и долой,
от смятенья сам не свой.
Сам не свой и сам не твой.
Зря кричать ему: «Постой!
Прилетай, живи у нас!»
Как комета или Марс
как гроза или репей,
воробей всегда ничей.

* * *

Цок-цок, стучат копыта,
цок-цок в кромешной тьме,
Окно мое открыто.
Но только ночь в окне.
А мне ничуть не страшно:
цок-цок сквозь ночи жуть –
лошадка шагом шатким
прокладывает путь.

* * *

Ящерица щерится,
ящерице верится,
что я грозен и опасен.
Только страх ее напрасен.
Не клыкаст я, не копытен,
а всего лишь любопытен.

Я беды не допущу –
Погляжу и отпущу.

* * *

Ты зачем меня увлёк
в эту рощу, мотылёк?
Сам увлёк и сам исчёз.
Роща превратилась в лес.

Хорошо, что пёс за мной
следом в рощу побежал.
И привел меня домой.
И ни капли не ругал.

* * *

А во сне пришли микробы
и сказали:                  
                  – Йо-хо-хо!
Мы микробы высшей пробы,
одолеть нас нелегко.

Мы устроим в организме –
если не помоешь рук –
катаклизм на катаклизме.
Проще говоря, недуг.

Эти ужасы заслышав,
организм раздумал спать,
из-под одеяла вышел
и забрался под кровать.

Под кроватью пыльно было.
И тогда уж во всю прыть
организм помчался мылом,
жидким мылом руки мыть.

А потом вскричал победно:
- Я здоров, как никогда!
Это лишь микробам вредны
Капля мыла и вода.

* * *

Что за прелесть бегемотик,
как хорош его животик,
как упитан и широк,
складка к складочке жирок.
И никто не дразнится -
в этом-то и разница!

Как прекрасен жирафёнок,
длинноног, изящен, тонок.
От рожденья – пара дней,
а уже он всех длинней.
И никто не дразнится,
В этом-то и разница.

Что за чудо носорожек,
утоптал он сто дорожек -
прибежал на водопой,
хвост крючком, а нос дугой.
И никто не дразнится.
В этом-то и разница.

Почему-то у зверей
отношения мудрей.

* * *

Шарик в небо улетел.
Шарик небом стать хотел.
Покружился – и пропал.
Значит, точно небом стал.

* * *

Потому человеку даётся сестра,
что ему, человеку, стать взрослым пора.
И как можно скорей научиться
всем, что жалко отдать, поделиться.
То машинкой, то булкой, то карандашом,
Сделав вид, что тебе это всё нипочём.
Что машинка ничья и ничей карандаш.
И что станешь взрослее, когда их отдашь.

* * *

Милый Дедушка Мороз,
я еще на год подрос.
И, ты знаешь, мне охота
иногда не быть Федотом.

А побыть моим котом,
чтоб понять его потом:
в чем он прав, а в чем не очень,
и зачем уходит ночью.

А еще бы, а еще бы
я коровой нашей побыл,
чтоб узнать, как ей зимой
ночевать в хлеву одной.

Побывал бы белкой в клетке,
а потом еще на ветке
той же белкой – чтоб сравнить,
где ей радостнее жить.

И фиалкой на окошке,
чтобы помолчать немножко –
чтобы от меня чуть-чуть
все могли бы отдохнуть.

А потом с большой охотой
снова стал бы я Федотом.

* * *

Стрекоза-за-за-за-за
проглядела все глаза:
не летит ли из-за-за...
к ней другая стрекоза –
из-за занавеса туч,
из-за леса, из-за круч.
На берёзе-зе-зе-зе
одиноко стрекозе.

* * *

Отругав-гав-гав козу
Испугав-гав стрекозу,
Кур по саду разогнав,
Дальше мчусь стремглав-гав-гав –
Чтобы слышал дом, и двор,
И Трезор через забор –
Мой раз-гав-гав-гав-говор!

* * *

Я лягушка, имя – Кваша.
Обожаю простоквашу.
Просто-просто простоквашу
Целый день сижу и квашу -
Заква-кваски не жалея,
Чтобы вышло посытнее.
Где сижу? В ква-ква-квартире
На Заречной, дом четыре.
Ква-ква к вам от Кваши весть:
Приходите, будем есть.

* * *

Гусь по берегу бродил,
гусь гусыне говорил:
- По весне луга-га-га,
а потом – стога-га-га,
а потом снега-га-га,
а из них – пурга-га-га.
Жизнь тягуча и долга,
как нуга-га-га-га-га.

А гусыня отвечала:
- Ага-га. Ага. Ага.

* * *

Жеребенок Проша
Обожал порошу.
И пороша тоже
Обожала Прошу –

Снегом щекотала,
Ветром теребила –
Чтобы мама-лошадь
Слишком не сердилась –

Чтобы к маме Проша
Прибежал под крышу,
Чтоб от мамы Проша
В сотый раз услышал:

- Не дружи с порошей –
Вздорной непоседой,
Увлечет за рощу,
А потом по следу

Понесутся волки
Перекатной стаей –
Вздыбленные холки,
Зубы будто сваи.

В их желудках – голод,
В пасти – рокот зычный...
Тот, кто глуп и молод,
станет им добычей.

Жался к маме Проша
И шептал сквозь слезки:
- Мы друзья с порошей,
Мы почти что тезки.

И пороша Проше
Пела за стеною:
- Выйди, мой хороший,
Поиграй со мною.

* * *

Поселился как-то в ухе
у одной глухой старухи
господинчик Низачто
в шевиотовом пальто.
А в её дырявом зубе,
как в большом дуплистом дубе,
разместился без труда
господинчик Никогда.


Трижды в день, а то и чаще,
будто в роще или чаще,
принимались господа
звать друг друга:                          
                          — Никогда!
— Низачто! — Ещё истошней:
— Никогдаша!                          
                          — Низачтоша!
Объяснялся этот пыл
тем, что чай уже остыл.


Но о крошках-приживалах
бабка не подозревала.
И тем более о них
знать не мог её старик.
Так для стороны наружной
эта пламенная дружба
принесла немало бед.
Начались они в обед.


— Ты бы, — говорит старушка, —
Вышел да нарвал петрушки.
Ну а в ухе — вот беда! —
раздаётся “НИКОГДА!”
Не пускаясь в перепалку,
ухватила бабка скалку.
Впрочем, дед был тоже хват,
он схватился за ухват.


Постоявши, дед несмело
говорит:                    
                    — Ты очумела?
Скалку брось скорей, не то!..
А из бабки “НИЗАЧТО!”
вырывается наружу.
Какого такое мужу
услыхать под старость лет?
— Ухожу! — отрезал дед.

Но ушёл он недалече.
Чтоб сберечь возможность встречи,
в баньке встал он на постой.
Следом бабка:                          
                          — Дед! Постой!
Дед, вернись! — кричит старуха.
“НИКОГДА!” — доносит ухо.
— Что ли, мир? — ворчит старик.
“НИЗАЧТО!” — несётся крик.

Но пора в рассказе нашем
появится персонажу,
победившему кошмар.
Познакомьтесь: доктор Марр.
Стариком к старухе вызван,
вихрем он ворвался в избу:
— Где больная? В чём симптом?
В этом ухе или в том?
Рот откройте. “А” скажите.
Встаньте. Сядьте. Не дышите.
В зубе нету перемен.
Правда, есть в нём джентльмен.
Не волнуйтесь, меньше мухи.
И такой же точно — в ухе.
Как зовут вас, господа?
— Низачто и Никогда!

Бабка в слёзы:                              
                              — Есть ли средство
от ужасного соседства?
Дед кричит:                      
                      — И как оне
завелись в моей жене?


Доктор Марр ответил чинно:
— Столь серьёзные мужчины
без причины никогда
не вселились бы сюда.
Отвечайте по порядку:
звал вас папа на зарядку
в раннем детстве или нет?


— Звал, — старухин был ответ.
— Что кричали вы на это,
Полагаю, из буфета?
— Я кричала завсегда:
“Ни за что и никогда!”
Доктор Марр продолжил с пылом:
— А при виде пасты с мылом
маме вы кричали что?
— “Никогда и ни за что!”

Марр ликует:                              
                              — Жизнь прекрасна!
Вы кричали не напрасно!
Господа пришли на зов,
все преграды поборов.

— Ах, когда б я знала в детстве
о жестокости последствий! —
Бабка всхлипнула в рукав.
Доктор Марр, поспешно встав,
вдруг сказал:                              
                              — Что было — было!
Запрягайте-ка кобылу!
И добавил с облучка:
— Розовеют облачка,
впереди огромный город,
скоро вечер, ужин скоро.
Скоро тысячи ребят
загалдят и завопят:
эти руки мыть не станут,
тем в постель ложиться рано,
третьим каша не еда, —
и начнётся: “Никогда-а!..”


Тут старик вскричал кобыле:
— Чтой-то ты, гляжу, не в мыле?!
Шаг свой, матушка, ускорь!
В бабке всё ж таки не корь,
не бациллы, не микробы —
в ней приличные особы.
Я и сам привык к ним, но
детки их зовут давно!


Как ни грустно, слог за слогом
мы примчались к эпилогу,
лошадь — к Маррову крыльцу,
хворь старушкина — к концу.
Среди улицы Плющиха
в бабке стало тихо-тихо.
Не простившись, господа
вдруг исчезли без следа.


А под утро на макушке
объявился у Андрюшки
господинчик Низачто
в шевиотовом пальто.
А в его молочном зубе,
как в большом сосновом срубе,
разместился — да, да, да! —
господинчик Никогда.

Но это уже совсем другая история, впрочем, чем-то похожая на первую. И, я надеюсь, вы сами её досочините без особого труда.
Кто сказал НИ ЗА ЧТО? Кто сказал НИКОГДА?

* * *